– Значит… Значит, Света, вернемся к истории. Значит, когда я закончил Свердловское художественное училище, я получил специальность «преподаватель черчения и рисования в общеобразовательной школе». И даже преподавал какое-то время там. Ну, это чисто практика была. И я понял, что достаточно это серьезная, сложная штука. У меня, значит… Когда я приходил домой, я валился на кровать, и потолок у меня плавал. Это после посещения школы, потому что очень большой напряг был.

– Да, ну это… Черчение и рисование. Ну, это чисто больше практически… Дело в том, что, когда я был молодым и красивым, я, значит, посещал, когда учился в 68-й школе Уралмаша, я – до Свердловского художественного училища, – я посещал кружок рисования в доме пионеров имени Островского на Уралмаше. И меня туда пригласил учитель рисования 68-й школы Соколов Валентин Алексеевич.

Я помню хорошо тот случай, когда идет урок рисования, все рисуют что-то, и идет вот этот Соколов по рядам. Подходит ко мне сзади, посмотрел и говорит: «Ну, ты приходи ко мне в кружок-то… рисования». «Да? Ладно, приду». И такое ощущение, что я оттуда еще и не вышел, что до сих пор там и нахожусь в этом кружке. То есть Соколов Валентин Алексеевич буквально меня развернул на 180 градусов. Ну а дальше, значит, это первый, так сказать, «позыв»… То есть человек направил…

И после этого, после седьмого класса, я поступаю в Свердловское художественное училище. И там… Там, значит, ну, там… Как бы, тоже… Ну, и в конце концов, значит, меня выпустили в «ранге», значит… учителя, преподавание черчения и рисования. Учитель для школы. И даже меня распределили в Пермь. Там «обязаловка» была определенная, что ты заканчиваешь, то обязан три года, значит, это… отработать. Ну, мы с другом (смеется) решили поступать в Репина [Репина – обиходное наименование Института живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина, ныне – Санкт-Петербургская академия художеств им. Ильи Репина – прим. ред.]. Но он [друг – прим. ред.] не стал, он что-то у него там не это, он поехал в Москву поступать, в Строгановку [Строгановка – Московское высшее художественно-промышленное училище им. С. Г. Строганова, ныне –  Российский госу­дар­ствен­ный худо­же­ственно-про­мыш­лен­ный университет им. С. Г. Стро­га­нова – прим. ред.] там или куда-то. А я остался поступать. И поступил! Сходу! Вот. Это был (смеется) 1966 год, значит, я поступаю и, значит, все, Пермь откладывается, работа в школе. И когда я, значит, поступил, вдруг неожиданно… Ну, а я поступил на живопись, как живописец, и… Вдруг такая вот, вы знаете, неинтересная работа… Ну там натюрморты, а осень, а преподаватель… Поставил череп лошади на серую ткань. Знаете, осень – представляете, фрукты, овощи, листья! А тут… И у меня такое вот… Думаю, это что такое? Куда я попал? Писать живопись. Какая-то кость желто-серая, да, на сером фоне… Череп лошади! Я не забуду это никогда! Это такое… У меня такое ощущение, что надо было убежать оттуда, бегом. Ну, ладно, я себя заставил и в конце концов два года отработал. Там, ну, были постановки [постановки в изобразительном искусстве – изображение реально выставленных, сгруппированных в композицию предметов, с передачей их взаимного расположения в пространстве – прим. ред.], еще там то, да се. И я понял, что я как живописец созрел. Ну, я так себя… Хватит живописи, я могу вот наращивать свой потенциал и дома. Понимаете? И я решил сделать… А там, значит, порядок какой в Репина: после двух лет обучения ты пишешь, в какую мастерскую бы ты хотел поступить. И… Основная мастерская и запасной вариант. Если это [основной вариант – прим. ред.] не пойдет, то запасной. Запасной вариант я написал «книжная графика». И вот, вы представляете, значит, разбор идет, я сижу около деканата, значит, разбирают мое заявление.

– А заявление было, значит, «монументальная живопись», к Мыльникову Андрею Андреевичу [Мыльников Андрей Андреевич (1919–2012) – советский и российский живописец, график, монументалист – прим. ред.]. И второй вариант – запасной вариант – книжная графика. Подходит ко мне Андрей Андреевич Мыльников и говорит: «Сергей Иванович, у меня разнарядка, значит, я должен набрать группы из союзных республик». Это же Советский Союз был, и куча всяких вот этих вот – киргизы, армяне там это… (смеется) И он набрал. «Может быть, кто-то откажется?» Да я говорю: «Вы что, никогда». И в общем, он набрал и извинился, что моя фамилия туда не попала, в этот список. Ну, и все, и я, значит, на запасной [вариант – прим. ред] вариант – книжная графика. Ах так?! И я решил в себе воспитать, как говорят, «универсального солдата». Я решил стать комбинированным, всезнающим специалистом во всех областях изобразительного искусства. Нет монументального – я его сам могу освоить. А книжная графика – это отдельный разговор. Но дело в том, что меня не очень хотели отпускать, потому что «с живописи как это кто-то бежит?!» Это же серьезный «звонок», понимаете!

И вот в результате (смеется)… Белоусов художник такой… А у него там все, кто не попал, все к нему. В том числе. И я слышу его [Белоусова – прим. ред.]: «Ну, пусть он идет, куда хочет. Не надо его это… Раз ему хочется, то пусть идет!» Вот. А чтобы пойти туда, значит, мне надо договориться с деканом факультета книжной графики Тарановым Михаилом Афанасьевичем [Михаил Афанасьевич Таранов (1909–1973) – советский художник-график, профессор графического факультета Института живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина – прим. ред.]. Таранов Михаил Афанасьевич в это время как раз одевался в гардеробе, а я Лору Сосновскую… Ой, не это… Лору Молоджанову, она такая девушка бойкая, значит… Я [ей – прим. ред.] говорю, слушай, Таранов вон там, давай познакомь меня, я хочу, значит, все… Мы к нему подходим, она говорит, вот этот товарищ хочет на ваше это… «А какой разговор, пожалуйста, и не проблема!» И это вот знаешь так вот буквально за три минуты вопрос решен, и он мне [говорит – прим. ред.]: значит, так, приходи туда-то… и так далее. Ну, и все, и я, значит, вот так вот пошел. А Таранов, как сейчас помню, в ту группу, где я должен быть, так сказать, по возрасту, все… Она полная. «Ну, ты, – говорит, – и зайди, тут другой курс». И курсом выше (смеется), значит, меня определил походить с этими товарищами. И, в общем, с курсом другим, значит, я писал натюрморты там это… портреты, фигуры и так далее. А поскольку у меня акварель была очень хорошего, так сказать, качества… Она… Это материал графический, акварель. И я акварелью там достаточно уверенно писал все постановки. Вот и все. И таким образом четыре года я проучился на графике. Ну, единственное, что Таранов сказал: «Ты все эти материалы, которые вот… ксилография там эта [ксилография – вид печатной графики, создание оттиска с гравированной деревянной доски – прим. ред.], за два года, которые прошли, ты должен все это сделать». И, значит, я таким вот порядком полностью… Ксилография, там это, это, это, офорт [офорт – вид печатной графики, автор которой сочетает навыки рисовальщика, гравера и печатника; финальный результат – оттиск полученного на пластине изображения на бумаге – прим. ред.] – все сделал. И все и, значит, вот таким вот образом… Мне так это понравилось, вы знаете, здорово! Хорошая кафедра книжная. Но дело в том, что в связи с тем, что (смеется)… Сейчас, знаете, я наблюдаю, что в связи с тем, что появился интернет, появилась цифровая эта… Книга начинает растворяться. То есть профессия книжного графика, она как бы немножко так это… Почему? Когда я закончил книжную графику, я счастливый-довольный приезжаю сюда. У нас здесь Средне-Уральское издательство [Средне-Уральское книжное издательство, основанное в 1920 г. и существующее ныне (Екатеринбург) – прим. ред.]. Я молодой и красивый. Прихожу, показываем диплом. Они посмотрели и сказали: «Вы знаете, у нас планы уже все сверстаны. У нас плановое, значит, издательство. К сожалению, мы вам ничего не можем предложить. И единственное, что мне дали, – маленькую брошюрку по строительству, называется «Строительство: ритм, сроки, качество». И вот эту брошюрку (смеется)… брошюрку, обложечку этой брошюрки я сделал (смеется).

– И больше… И больше…

– Сохранилась (смеется).

– И еще сохранилось… Там, помню, написал какой-то геолог свои воспоминания (смеется), и мне ее дали. И вот это было, понимаете, геолог написал книгу, потом, когда проиллюстрировали, напечатали ее, он прислал мне: «Сергей Иванович, здорово!» Ну, типа вот (смеется)…  И все. Вот две, ну там, две или три книжки я сделал…

– Вы знаете, как… Я запомнил, когда пришел, я положил перед ними диплом, диплом называется «Конармия» Бабеля [имеются в виду иллюстрации к сборнику рассказов «Конармия» (1923–1925, 1937) писателя Исаака Эммануиловича Бабеля (1894–1940) – прим. ред.]. Они посмотрели, ну, этот, значит, автор еще пусть полежит, у нас еще на него, так сказать, этой разнарядки нету. Он как бы под запретом был, не очень… А, значит, все то, что касается остального, у нас, говорит, много москвичей. Они все в плане издательства. И, значит, Москва, оказывается, чуть ли не половину или весь план издательский взяла на себя. И все. И ты, вроде как, что приехал-то? Иди в другое место ищи. Вот так вот. Поэтому москвичи в основном были… Ну, и Волович [Виталий Михайлович Волович (1928–2018) – советский и российский художник, член Союза художников СССР и России, выдающийся мастер книжной и станковой графики, с 1932 г. жил в г. Свердловске – прим. ред.] иногда заходил туда. Ему, так сказать, делали это… Ну, а это, как говорится… Вот такое дело… Поэтому Москва полностью была «забита» вот этим… Этим всем…

– А дальше пошло следующее. Значит, я обратился… Нет, я там… Помню, у меня… Ну, думаю, если я получил там… опыт там и так далее, почему [ему пропадать – прим. ред.]… Пошел в училище художественное [имеется в виду Свердловское художественное училище, с 1988 г. – им. И. Д. Шадра – прим. ред.]. И… А там был, значит, директор Ременец [Ременец Иван Федорович (1929 г.р.) – живописец, член Союза художников СССР и России, в 1968–1984 годах возглавлял Свердловское художественное училище – прим. ред.]. Я говорю… «Иван Федорович…», – я говорю… Короче, я там… Меня взяли. Я там поработал года, наверное, два или три. И потом, ну, как бы, я говорю: «Знаете, я готов вам сколько угодно работать, но у меня проблема с жильем. Можете помочь?» Он мне сказал: «Ну, это мы на тебя еще посмотрим». Я такой… Ничего себе! Я был, можно сказать, вот метр с кепкой там, ходил в училище, – он преподавал историю искусства. И он меня не знает: «Мы еще на тебя посмотрим!» Меня это как-то зацепило. Ну, ладно, все тогда. И отошел от этой… уволился из училища.

Пошел в Союз художников. Союз художников, местная организация. Там ее возглавлял Давид Маркович Ионин [Давид Маркович Ионин (1916–1987) – советский художник, Заслуженный работник культуры РСФСР, председатель правления Свердловского отделения Союза художников РСФСР в 1945–1970 годах – прим. ред.]. Я ему сказал: «Давид Маркович, вот там ты-ты-ты-ты и так далее». Он говорит: «работы много, но квартиры не будет». И вот я, ну, хорошо. И в комбинат [Свердловский (с 1991 г. – Екатеринбургский) творческо-производственный комбинат (с конца 1930-х гг. по 1980 г. – художественно-производственные мастерские) Художественного фонда РСФСР – организация, аккумулировавшая заказы на создание произведений изобразительного искусства и распределявшая их между художниками – прим. ред.] я влился. И, вы знаете, вот, благодаря комбинату, я сделал кучу работ… вот по монументальному искусству: мозаики, рельефы там, все. Но, поскольку я универсал, я это все махом. И, вы знаете, там… Время было такое, что работа шла буквально потоком. И у нас была там комиссия по распределению работ…

– Это до 1990-х годов… Потому что я еще после института в армии побывал – 1974 год. Я в 1972 закончил [институт – прим. ред.], в 1973-й меня, по-моему, в армию [забирали – прим. ред.], 1973–1974-й. И 1974-й, значит, – вот это СХУ [Свердловское художественное училище – прим. ред.] потом. Ну, и где-то вот с конца 1970-х я там в комбинате до 1990-х годов, 1991–1993-й… Потому что [комбинат – прим. ред.] это материальная база Союза художников, она при мне создавалась. Тогда был Антропов Геннадий Федорович – это директор комбината. А комбинат находился на ул. Карла Маркса, 31. Это церковь там, сейчас там монастырь мужской [Крестовоздвиженская церковь была выстроена в 1869–1884 гг.; после закрытия церкви в 1930 году в здании помещались мастерские Свердловского творческо-производственного комбината; в 1993 году возвращена Русской православной церкви, ныне в ней располагается Крестовоздвиженский мужской монастырь – прим. ред.]. И вот в этой церкви находился комбинат. И там все эти [художественные – прим. ред.] работы делались, там прямо в алтарной части. И… И когда началась… А, вернее, так. Значит, стали спускать деньги, Москва [Союз художников РСФСР – прим. ред.], на строительство нового, значит, здания комбината. Ну, церковь – это хорошо, но рано или поздно надо ее освобождать. И в результате, значит, был построен комбинат на общие деньги Союза художников. А Союз художников – это организация в Москве, в которую, значит, все комбинаты, все Союзы [имеются в виду региональные отделения Союза художников РСФСР – прим. ред.] отчисляли средства. А там копилось определенное… значит… средство на… И когда они начали… Они предлагают, значит, построить вот этот комбинат. И, вот, здесь построили [новое здание Творческо-производственного комбината было построено на рубеже 1980–1990-х гг. по адресу ул. Начдива Онуфриева, 47]. Но это коллективная, так сказать, стройка. То есть перечисляли деньги как местные организации, так и все остальные. Вот, построили комбинат. Тоже можно найти, информация есть. И в результате, значит, что… Стали работать там. Что такое комбинат? Это большая трехэтажная школа с открытым внутренним двором. Этот двор перекрыли вот этим куполом стеклянным. И внутри вот этой вот… этого помещения оказался, значит, скульптурный цех большой. Ну, там все эти скульптуры, все, что нам задавалось, – все это делалось там…

– Вы знаете… Там, да, действительно была комиссия, распределительная комиссия (акцентирует внимание на слове «комиссия», поднимает указательный палец в указующем жесте) по распределению заказов. В эту комиссию входил в том числе Герман Селиверстович [Метелев Герман Селиверстович (1938–2006) – уральский художник, уроженец г. Свердловска, член Союза художников СССР и России, выдающийся живописец, монументалист, график, скульптор – прим. ред.], он возглавлял эту комиссию в комбинате. И когда, значит, он… Мне распределили заказ, я помню, он… А что-то там не пошло, значит, какая-то… И я, значит, от этого дела стал отказываться. Я говорю: «Так вот там… Не вписываемся там в параметры определенные». Он ко мне подбегает: «Что ты, зачем ты… Заказов нет, а ты тут это… роешься!» Ну, как-то так получилось, что я не согласился вот с этим объектом. Сейчас детали не помню, но помню его реакцию, такая бурная. И вот распределение, распределение, – да, действительно, были такие случаи, когда распределялись, а человек не может сделать эту работу. Понимаешь?

И вот у меня был такой случай по Березовскому [Березовский – город, расположенный в 20 километрах от Екатеринбурга, административный центр Березовского муниципального округа Свердловской области – прим. ред.]. Значит, народ березовский собрал деньги на мемориал. Мемориала не было там. Ну, там запроектировали, процесс пошел. Я не знал об этом. И вот подходит ко мне Сажин Петр Алексеевич [Петр Алексеевич Сажин (1919–1999) – советский и российский скульптор, член Союза художников СССР и России, заслуженный художник РСФСР, мастер скульптурного портрета – прим. ред.]. А он председатель Большого художественного совета [в структуре Свердловского творческо-производственного комбината действовали Большой и Малый художественные советы. На Малом художественном совете проходило утверждение малых оформительских работ; на Большом художественном совете – крупных творческих работ, включая монументальные, живописные, графические, скульптурные, ювелирные и т. д. – прим. ред.]. И говорит… Ну, меня поймал, значит… «Слушай, вот Зайцевы, Зайцевы [скульпторы Яков Петрович (1905–1987) и Валерий Яковлевич Зайцевы (род. В 1948 г.) – прим. ред.] проваливают заказ. У них что-то не идет. Давай включайся». Вот такое вот, понимаете… То есть комиссия – комиссией, разделила, а человек там в силу ряда причин не может справиться. И это было не только с Зайцевыми, еще был там один случай, когда тоже то ли заболел, то ли что, ну, во всяком случае, такие дела. И вот я «вклинился» в эту работу по «спасению» объекта в Березовском – мемориальный комплекс [Мемориал воинской и трудовой славы в городе Березовский, посвященный памяти солдат Великой Отечественной войны – прим. ред]. И мне дали большой рельеф такой, ну, он есть, я вам потом это все покажу. Вот. А в середине стояла вот на постаменте двухфигурная композиция, две фигуры. И дальше вот это… Я с этим объектом так сразу пошел там это, все сделал, все это… Бригада работала. И, в общем, все в срок сделал… с этим вот рельефом. А с фигурами там сложности пошли, но в конце концов и там сделали. Ну, во всяком случае, вот такой вот был сюжет, когда приходилось по воле, так сказать, начальства «вклиниваться» куда-то, что-то делать.

– Нет, нет, нет. Нет, это… Вы знаете, ну, были такие вот… Я чувствовал, что Игорю Ивановичу Симонову [Игорь Иванович Симонов (1927–2019) – советский, российский художник, член Союза художников СССР и России, Народный художник РСФСР, Заслуженный деятель искусств РСФСР, Почетный член Академии художеств – прим. ред.] иногда так… И он такой скороспелый товарищ, он опытный там, все. И он, значит, «махом» делал, значит, это… Смотрю, снова Игорь Иванович, значит, здесь, Игорь Иванович там (смеется). Но не потому, что мне вот это… А, видимо, что-то там… Ну, во всяком случае, были перекосы в этом. Я согласен… Я в свое время возглавил секцию монументального искусства (смеется) местной организации. Вот, и у меня целый список, значит, я потом вам дам, членов секции монументального искусства. И, вот, если вы помните, по истории, когда здесь [в Свердловске, на Урале – прим. ред.] началась вот эта монументальная [монументальное искусство получило широкое развитие после выхода в 1955 г. Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве» – прим. ред.], первые четыре человека [авторы первых монументальных работ в городе – прим. ред.] – Беляев [Виталий Захарович Беляев (1926–2008) – уральский художник-монументалист, член Союза художников СССР и России – прим. ред.], Венкербец [Леопольд Францевич Венкербец (1926–2009) – уральский художник-монументалист, член Союза художников СССР и России – прим. ред.], Зуев [Борис Григорьевич Зуев (1923–2008) – уральский художник-монументалист, член Союза художников СССР и России – прим. ред.], Лепихин [Донат Иванович Лепихин (1928–1999) – уральский художник-монументалист, член Союза художников СССР и России – прим. ред.]. Вот Зуев и Лепихин – двое они, в основном вдвоем [работали – прим. ред.], – это…

– Этот, как его… ДК Лаврова. Тогда [в 1967–1968 гг. – прим. ред.] строился ДК Лаврова. Я тогда, по-моему, заканчивал училище. Прихожу, – они на лесах стоят и делают мозаику. Я рот разинул, где-то минут пять смотрел – любовался вот этим действом. Это Зуев и Лепихин. Но у них еще был свой работник Логвиненко Коля [Николай Логвиненко – уральский художник-монументалист, авторитетный «технолог» произведений монументального искусства – прим. ред.]. С Логвиненко мы в свое время ездили там это, ну… значит, в Тюмень, где Зуев и Лепихин делали… На фасаде в Тюмени мозаику с рельефом. И мы там это дело помогали. А вторая пара – это Беляев / Венкербец. Виталий Захарович Беляев… ну, ушел тоже, и Венкербец ушел, и все они – вот эта первая четверка монументалистов в городе, вот они первые все делали, значит, всю «монументалку». А уж потом все остальные с пылом…

– Ну, там, знаете, вот, скажем, по объекту… Объект… Этот, Дворец молодежи, да, вот его построили. На фасаде там, если вы помните, рельеф. И спереди, и сзади. Это, значит, Беляев – Венкербец [авторы – прим. ред.], рельеф. На Дворце молодежи. Металл, чеканка там, выколотка большая такая. И сзади они тоже сделали. А внутри, внутри, если вы помните, зайти туда, там, значит, мозаики такие вертикальные по всему, значит, вестибюлю. И эти мозаики сделал Чурсин [Владимир Алексеевич Чурсин (1938–2008) – уральский художник-монументалист, живописец, член Союза художников СССР и России – прим. ред.] и этот…

– Миша Шаевич Брусиловский [Миша Шаевич Брусиловский (1931–2016) – уральский художник, живописец, монументалист, график, член Союза художников СССР и России – прим. ред.].

– Мосин?

– Подожди, не Чурсин разве?

– Подожди, Мосин и Брусиловский.

– Нет, секундочку.

– Мосин и Брусиловский.

– Ну, ты знаешь… короче, это, да, там...

– Тут надо… Головка иногда вот с годами [подводит – прим. ред.] (смеется)… дырка все больше и больше… (смеется)

– Да… Что вот это вот мозаики во Дворце молодежи… во Дворце молодежи… они, с профессиональной точки зрения, сделаны достаточно изысканно, причем много информации по каждому. Ну, там, история, скажем, России там такая вот… вот в картинках [тема, объединяющая сюжеты 14 мозаичных панно, созданных по эскизам Г.С. Мосина и В.А. Чурсина в фойе 2-го этажа Дворца молодежи, – «История Комсомола» – прим. ред.]… Вот. И достаточно хороший выбран стиль изложения…

– Да, дело в том, что росписи тоже присутствуют. И присутствует вот таких, скажем, детская какая-нибудь поликлиника или еще, значит, что-то, связанное с детством, понимаете. И у меня был такой объект… И там я как бы, ну, росписи как таковой не было, но я сделал что-то вроде типа игрушек таких вот из покрашенной, допустим, поверху там что-то такое… То есть, в основном-то это объемно-пространственная композиция, а в ней уже там дополнительно вот это вот… Росписи небольшие. Ну, есть, есть, согласен. И тот же у нас Миша Шаевич, по-моему, аптеку [расписал – прим. ред.]. Если я не ошибаюсь, он сделал аптеку и достаточно хорошо, красиво расписал ее. В принципе, есть такие [работы – прим. ред.]…

– Дело в том, что… Бывает так: поступает объект уже с распределением, где что должно находиться. Есть объект, который не… не прорабатывается, скажем, архитектором, поскольку в основном это – архитектора работа, где что повесить указать. А поскольку у нас в Большом художественном совете, когда принимается, допустим, какой-то новый объект, да, сначала, естественно, распределяют эскизы общего оформления. И в этих эскизах общего оформления либо работает художник вместе с архитектором, а у нас группа архитекторов в комбинате была, и они специализировались именно вот в этом плане, то здесь, значит, все это показывают предварительно, где что должно находиться: рельеф, мозаика или это будет роспись. В частности, вот вон объект, где мы стоим с Виктором Ивановичем [Толстоносовым – прим. ред.], это ДК… Дом культуры города Лобвы [поселок Лобва в Новолялинском городском округе Свердловской области (Северный Урал) – прим. ред.]. Вот, и там мы, значит, я предложил… То есть пустые там [стены – прим. ред.] ничего нет, я предложил вот такой вот мелкий филигранный рельеф. Небольшой вынос там, все [вынос – выступ объема рельефного изображения относительно поверхности фона – прим. ред.]. Причем я предложил модульный, то есть где-то с повторяющимися элементами, с литьем, значит, и применили вот эту новую технологию. Отливали, значит [модули по форме – прим. ред.], и монтировали кусочки рельефа уже на стену. И вот таким вот образом вон, видите, вон там повторяют такие… Так что вот это «ноу-хау» (смеется). Еще, кстати, я хочу похвастаться «ноу-хау», когда мы… Я обратил внимание, как делать рельеф из кусков больших. Ну, скажем, фасад вот, да? Ну, 10 там на 20 метров – и рельеф. Его же можно сделать, допустим, в ящиках – отливать, да [и монтировать частями – прим. ред.]? И, если, допустим, есть там комбинат какой-нибудь… В этом, в Асбесте [Асбест – город в Свердловской области в 50 км к западу от Екатеринбурга, центр Асбестовского городского округа – прим. ред.] был комбинат по производству панелей. И вот в этом комбинате мы решили… Нам по моему заказу сделали ящики металлические, туда лепился рельеф, сверху на это [на рельеф заливался бетон – прим. ред.] – и в печку. В печку. Там это все стабилизируется, «зажаривалось» все, вынималось, – и вот эта «корочка» вешалась уже – везлась и вешалась на фасад. И вот такими «корочками» мы весь фасад, значит, сделали. А сверху уже… Чтобы не было швов там и так далее, сверху, значит, облицовывалось мозаикой. Ну, кафельной плиточкой – резали [ее – прим. ред.] мелко и так далее. Вот. И когда… А это было музыкальное училище [имеется в виду музыкальное училище в г. Асбесте (ныне – Асбестовский колледж искусств), фасад которого был оформлен рельефом с мозаикой, созданным по эскизу С.И. Пауса – прим. ред.], и, когда я смотрел передачу детскую о музыке, и Дмитрий Борисович Кабалевский [Дмитрий Борисович Кабалевский (1904–1987) – знаменитый советский композитор, дирижёр, пианист – прим. ред.] детям рассказывал, что такое музыка: «Музыка состоит из трех компонентов: танец, марш и песня». Из трех, говорит. Я это почему-то запомнил, и когда вышел на фасад музыкального [училища – прим. ред.], я предложил Колотурскому [Александр Николаевич Колотурский (род. 1946 г.) – в 1969–1977 и 1980–1984 годах директор Асбестовского музыкального училища, с 1989 г. – директор Свердловской государственной академической филармонии; Заслуженный работник культуры РФ – прим. ред.] вот эту вот фразу проиллюстрировать. И сделал из трех компонентов: марш, песня и [танец – прим. ред.]… Да…

– Нет, это все в паре. Естественно, если когда там что-то отдается полностью исполнителям, исполнителям, то, естественно, я, значит, отслеживаю там, как и что, чего. У меня были, да, со мной работали… Петр Петрович Попов и Александр этот, значит, еще один художник. И они выполняли мои, значит, по моим картонам, по эскизам выполняли вот эту вот мозаику, все. И я, значит, отслеживал, как, что, чего. Ну, там, замечания если бывают, то я говорю, ну, уж, ты уж, ну, маленько тут надо поправить, вот так, так, так.

– Первый основной проект… Не первый, а основной, потому что первый был до этого, – это станция метро Машиностроителей. Метро. Построили [в Свердловске – прим. ред.] метро и, естественно, на каждой станции, шесть станций первые и шесть художников там работали. В том числе и мне досталась вот эта работа. Значит… По станции метро… Когда началась пере… пере… как это называется… перестрел…

– Перестройка… Хотелось «перестрелка» [сказать – прим. ред.]… Перестройка началась (смеется), значит, я… Я получил как раз в то время – 1985 год – получил этот заказ. Оформил командировку. Станция называется «станция Калининская». Завод Калинина [Машиностроительный завод им. М.И. Калинина – прим. ред.] ее курировал, это рядом с заводом. Для завода она там и была… создавалась. Значит, я приступил к сбору материала. Обычно [нрзб.]. И попросил командировку по поводу Калинина, значит, в Москву. Съездил в Москву, с музеем познакомился, музей Калинина. Все, значит, что собрал… Я приезжаю, а мне говорят: «Станция метро «Калининская» прекратила свое это, ее переименовали в станцию «Машиностроителей». Вот представляете, весь материал ушел (смеется) в корзину. И вот началось, что – «Машиностроителей». Я попадаю на завод Калинина, меня допускают, все. Я впервые увидел, что у нас в Екатеринбурге такой пушечный завод стоит: там такие зенитки, там это… Ну, музей там внутри, и вот целый арсенал пушечного оружия – все там находится. И я, значит, обремененный такими это [познаниями – прим. ред.]… я где-то решил такой вот [эскиз сделать в соответствующей тематике – прим. ред.]. И когда я показал главному архитектору Белянкину [Белянкин Геннадий Иванович (1927–2011) – известный уральский архитектор, в 1973–1996 годах – главный архитектор Свердловска/Екатеринбурга, в 1980 – 1990-е курировал строительство и оформление станций Екатеринбургского метрополитена; Народный архитектор СССР, Заслуженный архитектор РСФСР, академик Российской академии архитектуры и строительных наук – прим. ред.], он говорит, да ты что, это же арсенал, это же не станция, а какая-то (смеется). Ну, короче, историю завода Калинина я, значит, изобразил на путевых стенах, там то да се. А когда все это [имеется в виду Советский Союз – прим. ред.] разваливалось, я решил увековечить на середине этой станции… Увековечил, значит… Борьба союзных республик с фашизмом, там звезды, там все, вверху [надпись – прим. ред.] «СССР»… «СССР» и, значит, разломанная свастика внизу. Если внимательно посмотреть, все эти союзные республики вот так вот держатся за… Вот. А напротив – «РСФСР» указал, что это вот еще и Россия была. И все. И это я засветил. И в конце концов, значит, я смотрю, приезжаю, все… Народ не забывает, что он когда-то вышел из СССР. Ну, это дело такое. А так я почти там, значит, поскольку я был в музее завода, это эвакуированный завод, пушечная мастерская, насколько я помню, эвакуированный во время войны сюда, вот… И вот этот завод Калинина, на котором когда-то работал сам Калинин, это все сохранилось [Машиностроительный завод им. М.И. Калинина создан на базе эвакуированного в 1941 г. из Подмосковья в Свердловск орудийного завода №8, который в свою очередь был создан в середине XIX в. как орудийная мастерская в г. Санкт-Петербурге – прим. ред.]. Но поскольку у него такой, значит, профиль военный, пушечный, ну, что… Я и показал: зенитное орудие там все, там это, снаряды там, прочее, прочее. Все это присутствует. Поэтому вот так вот я вывернулся. Сделали рельефы… Рельефы делал я на Карла Маркса…

– Не в комбинате, не в комбинате, не там, где Онуфриева, 47, а угол [улиц – прим. ред.] Энгельса – Карла Маркса. Ну, где вот эта вот… Церковь-то там, монастырь. И там, значит, вот эти рельефы делались в глине. Потом отливались, значит, на заводе…

– Завод Калинина. Завод Калинина отливал их в силумине, то есть сплав алюминия какой-то такой [силумин – сплав алюминия с кремнием – прим. ред.]. Вот. И они там, значит, у себя отлили, отливали все буквы там и так далее. А… Архитектор Нонна Алексеевна Кудинова [Нонна Алексеевна Кудинова (1931 г.р.) – уральский архитектор, член Союзов архитекторов СССР и России, автор архитектурного решения станции метро Машиностроителей Екатеринбургского метрополитена – прим. ред.], да, она запроектировала вот эти… все это… рельефы вот и потолок. Потолок весь металлический. Комиссия пришла, посмотрела и сказала: «Нет, не пойдет потолок, потому что, если поезд пройдет, он будет бренчать и собирать там еще и пыль». Поэтому отказались. Ну, она обиделась. А поскольку на заводе Калинина была молодая группа архитекторов, молодые, да, один из них работал даже, по-моему, в комбинате как архитектор… Они сделали, если вы помните, такая металлическая труба, светильники заканчиваются лампочкой и так далее, вот, из нержавейки. Я не забуду, как Нонна Алексеевна посмотрела: «Фу! Какая-то дринчерная установка на потолке (смеется). Дринчерная какая-то установка. Дринчерная». Вот такая вот. Вот группа молодых архитекторов вместо подвесного потолка придумала вот эти вот шары там. Ну, достаточно интересный вариант. И, я считаю, это здорово получилось.

– А как же, конечно!

М.Н.: Да, вот. Начальник гаража, потом там кто-то еще. Ну, в общем, много было сотрудников. И рабочие там тоже были. Хотя квартир было не так много, значит двенадцати-квартирный [дом – прим. ред.].

– Конечно, конечно… Первые шесть станций… Шесть станций… Значит, это я, потом, значит, станция… «Проспект Космонавтов» – это Клочков Борис Николаевич [Борис Николаевич Клочков (1946 г.р.) – уральский художник-монументалист, скульптор, прикладник, член Союза художников России – прим. ред.], станция «Уралмаш» – это… «Уралмаш»… Егоров… Егоров [Владимир Егорович Егоров (1927–1990) – уральский скульптор, член Союза художников России, заслуженный работник культуры РСФСР, народный скульптор Урала – прим. ред.]… Кощеев [художник Виктор Кощеев – прим. ред.] – это станция «Свердловская» или «Уральская» станция [«Свердловская» – проектное наименование станции «Уральская» – прим. ред.]. «Уральская». Там кованые светильники, там, знаете, [нрзб.]. Вот это Кощеев. Он в свое время заканчивал как раз железо [имеется в виду специальность «художественный металл» – прим. ред.] – Строгановку. И сделал такой подарок городу в виде вот этих светильников. Вот. Ну, что еще, какая у нас?

– А Беляев – да, Беляев Виталий Захарович – это «Динамо», да, это там, значит, дискобол, дискобол (смеется)… Я был удивлен, что… Ну, просто взяли… Ну, молодцы, ну что там, ну, предложили, вот дискобол, другого спортсмена не нашли (смеется), только дискобол [имеется в виду копия скульптуры «Дискобол» античного скульптора Мирона, украшающая вестибюль станции «Динамо» – прим. ред.]. Вот так.

– Ну, естественно, предложили художники, а, ну, там согласились – не согласились там Администрация города. Им понравился дискобол. Ну, все, значит, все, пусть стоит.